— Отцовская выучка, — несколько пренебрежительно сказал Лосев. — Он меня в купцы готовил, а я не то поприще выбрал. Младший брат вместо меня, из этого толк выйдет, бестолочь останется.

— Ладно тебе, — сказал Вьюшкин. — Нечего назад оглядываться. А то, глядишь, позавидуешь брату.

Они примолкли, но прежней настороженности Бутин в них не приметил. Они даже вроде были расположены к разговору, шуткам, и в нем не видели чуждости, опасности, двоедушия. А меж ними свои отношения, счеты и споры... Конечно, они ждали, когда он начнет говорить дело.

— Господа, из сказанного мною в ваш адрес вы поймете, что мы нуждаемся в ваших талантах, знаниях, опыте. Не по-пустому моя речь, не для одной похвалы. Вот — взгляните на сию карту, она мною самим начерчена. Всмотритесь, господа. Здесь изображен примерный маршрут нашей частной экспедиции в Китай на предмет поиска и установления нового торгового пути. Поймите меня правильно. Ежли одна лишь торговая цель, купля да продажа, то у меня служащих, дельных да проворных, хватит. Но мы и другую цель преследуем: найти и установить путь к сердцу китайца, укрепить дружбу меж соседними народами, дабы жить нам рядом в мире и согласии. Для достижения этой цели мало одного торгового рвения. Во главе экспедиции должны стать люди просвещенные, передовые. Одним словом, господа, именно вас я прошу возглавить это историческое предприятие.

Такого предложения они никак не ожидали. Они переглянулись, и все трое враз резко повели головой: «Нет, нет и нет».

— Милостивый государь, господин Бутин, — ответил за всех Лосев. — Неуж запамятовали: вы твердо обещали, что мы будем трудиться вместе здесь, в Нерчинске.

— Господа, я напомню вам, что в первую очередь я согласился не разлучать вас, — возразил Бутин. — И как видите, держусь слова. Не собираюсь ни в коем разе вас неволить. При твердом своем убеждении, что торговый, общественный, научный, государственный смысл экспедиции не может не увлечь пытливых, образованных молодых людей, людей, — он подыскивал определение, — радеющих о пользе общества... Кроме того, вас будет ожидать щедрое вознаграждение, и эти средства, как я полагаю, не будут вас обременять.

— Но мы не можем в настоящее время уехать, — с каким-то даже отчаянием воскликнул Лосев, глядя то на «агронома», то на «мастерового». — Мы должны быть здесь. Ведь экспедиция эта китайская не на неделю, даже не на месяц.

— Да, господа, не скрою, путешествие сие может продлиться и полгода и поболей. И сопряжено движение в глубь Китая с трудностями, лишениями и, возможно, опасностями. Но я знаю, каким людям поручаю предприятие, и верю в ваше мужество, самообладание и благоразумие... Не отказывайтесь с ходу от моего предложения, господа... Подумайте хорошенько и взвесьте то, что я хочу добавить ко всему мною сказанному. Если вы испытываете ко мне хоть частицу доверия, то поймите, что хотя я и преследую определенную выгоду в сей экспедиции, но участие в ней вас в ваших интересах не менее чем в моих...

Он сказал это достаточно выразительно, хотя вроде не сказал ничего особенного. Но собеседники его должны были почувствовать, что оснований для раздумья имеется довольно!

Весной следующего года караван китайской экспедиции Бутина выступил из Нерчинска.

Александр Петрович Лосев, возглавляя партию, вел ежедневную запись в дневнике похода.

В записях точно указывалось время прибытия на очередную станцию, пройденное от станции до станции (то есть от ночевки до ночевки) расстояние, давалось описание ближних к дороге пастбищ, брались на учет запасы воды очередного перегона. Они фиксируют каждую важную особенность ландшафта: горы, озера, реки, ложбины, пастбища, отдельные путевые вехи — мыс, скала, брод, изгиб речки, — дается географическое название, описывается форма и вид сопки, водоема, пади, их расположение, их отдаленность от пути следования...

Но не только это.

Не только дневник пути, но и исповедь ума и сердца.

Они шли вперед, в Китай, но оглядывались назад, на Кадаю, где долгие годы томился человек, воспламенивший их душу и окрыливший их мысль. Внезапная высылка его еще дальше, на Вилюй, сорвала все планы. Они поняли, что тайна разгадана, хотя ничто не указывало, что за ними следят, их подозревают и что их замыслы известны... Но они не могли не видеть, что Бутин пытается отвести от них удар. Ведь в самом деле — мог он послать в Китай того же Иринарха или Шумихина, или молодых Зензиновых, а во главе поставить Иннокентия Ивановича. А эти трое... да Бог с ними, будь что будет!

В путевом журнале в самом начале встречается такая фраза: «Бутин немногословен, но дает ясное понятие о возможных событиях». Почерк по всему дневнику лосевский. В свете предыдущих событий и поступков Михаила Дмитриевича совершенно ясно, о чем речь. В другом месте Лосев уже от себя дает оценку значения экспедиции, отталкиваясь от «немногословия» Бутина: «Успех этого предприятия может принести успех нашим предприятиям». Они верны себе, эти трое, и на своей земле и на чужой. Своему взгляду на жизнь, своему отношению к действительности.

Сопоставим две дневниковые записи.

Первая: «Нищета окружающей жизни не дает нам покоя».

Вторая: «Чем дальше в глубь чужой земли, тем больше размышлений о своей».

Там и сям на страницах путевого журнала разбросаны горькие стихотворные строчки, как бы доносится печальная песня той мрачной поры. Вероятно, эти стихи читались и эти песни пелись в дороге, у костра, на привалах, и к ним понимающе прислушивались русские помощники Вьюшкина, Дарочкина и Лосева, качали головой китайские проводники...

Меж описаний безлесных сопок строчка из песни Мачтета: «Служил ты недолго, но честно, для блага родимой земли», рядом с обрисовкой неизвестного соленого озера возникает призыв Ому-левского: «Спешите, честные бойцы, на дело родины святое».

Новая река, новая сопка, новая долина — описания точные и деловые, и тут же — стихи ссыльного бунтаря Волховского:

«Да, мы погибнем, но рядами уж новые бойцы встают».

И где-то в конце путевого журнала стершимся карандашом на уголочке странички: «В счастливой жизни помните, друзья, и нас». Это — из Синегуба, борца и мученика тех лет...

Экспедиция продолжалась больше года.

Вот такую телеграмму получил в Петербурге старый Иван Андреевич Носков — близкий Бутину человек, партнер по торговым делам и единомышленник по взглядам, — ему, кстати, принадлежат любопытные и содержательные работы о чайной торговле и о кяхтинском купеческом быте, и еще надо сказать, что он немало поспособствовал успеху экспедиции своими петербургскими связями и горячими выступлениями в печати, — вот такую он получил весть: «Тяньцзинская экспедиция вернулась, путь удачный, — телеграфировал Бутин, — хлопочите дозволение свободной торговли, ввоза и вывоза товаров»...

Несколько строк, напечатанных в скором времени в петербургской, широко распространенной в деловых кругах газете «Биржевые ведомости»: «Экспедиция, посланная торговым домом братьев Бутиных для исследования прямого пути из Нерчинска в Тяньцзин, возвратилась благополучно. Путь удачный. Монголы и китайцы рады сближению с русскими. Надо желать разрешения этого пути, который представляет великое будущее для Восточной Сибири». Скорее всего, автор этой заметки — Иван Андреевич Носков. Возможно, он уже знал от Бутина о содержании журнальных записей Лосева.

Бутины не забыли известить о благополучном исходе экспедиции и ее результатах Михаила Семеновича Корсакова, — он олицетворял в их глазах преемственность и продолжение трудов Муравьева-Амурского. Быть может, вполне сознательно и даже убежденно Бутин преувеличивал заслуги генерал-губернатора, заверяя, что «история не забудет его имени».

Донесения Бутина властям об итогах поиска нового торгового пути полны верой в нужность для отечества и в особенности для Сибири этого начинания, убежденностью, что делается дело на благо двух соседствующих народов.